Еще о соратниках.
То, что я написал выше, далеко не исчерпывает темы «Соратники». Их было гораздо больше. Но я и не ставил перед собой задачу полно завершить эту тему. Я умышленно опустил рассказ обо всех испытателях, также бывших соратниками Туполева, но не в создании «металла», который выполнил бы заданные летные и эксплуатационные характеристики самолета, а определителями, что
не получилось и надо исправлять в «металле», того, что не сумели сделать конструкторы, раздумывая над чертежами и расчетами.
В СМИ и литературе ходит крылатая фраза о том, что летчик- испытатель учит опытный самолет летать. Из двух субъектов пилотируемого полета самолета («металл») и летчика (живой организм) только летчик может учиться.
Современные вертолетчики отдают должное А. М. Черемухину за то, что он научился первым в стране с риском для жизни летать на вертолете и воочию показал возможность выполнения на нем задач, для которых он и делался. Прекрасный летчик-испытатель самолетов и автожиров С. А. Корзинщиков не сумел научиться и в первом же полете сломал вертолет.
Научившись, рискуя жизнью, летать на опытном самолете летчик- испытатель становится очень важным информатором о том, что в этом «металле» хорошо и что плохо, что надо конструкторам переделать, и это дает право также считать их соратниками.
То же можно сказать и о начальниках цехов, мастерах и некоторых рабочих опытного завода, чей труд вполне отвечал понятию «соратник». Если бы я все это сделал, это была бы энциклопедия, а не воспоминания, что выше моих способностей.
Так как испытатели упоминались мною меньше других, здесь я напомню о некоторых из них.
Начальники ЖЛИ и ДБ: Михаил Никифорович Корнеев, Алексей Сергеевич Благовещенский.
Идеологи летных испытаний: Борис Николаевич Гроздов, Даниил Степанович Зосим, Петр Михайлович Лещинский.
Ведущие по испытаниям: Николай Васильевич Лашкевич, Михаил Михайлович Егоров, Давид Исаакович Кантор, Иван Данилович Иванов, Владимир Николаевич Бендеров, Владимир Васильевич Ульянов.
Летчики-испытатели: Николай Степанович Рыбко, Михаил Александрович Нюхтиков, Алексей Дмитриевич Перелет, Юрий Тимофеевич Алашеев, Дмитрий Васильевич Зюзин, Иван Моисеевич Сухомлин, Алексей Петрович Якимов, Александр Данилович Калина, Валентин Федорович Ковалев, Михаил Васильевич Козлов, Николай Николаевич Харитонов, Сергей Тимофеевич Агапов, Эдуард Ваганович Елян, Василий Петрович Борисов, Иван Корнеевич Ведерников, Борис Иванович Веремей, Николай Евгеньевич Кульчицкой и др.
И многие другие работники-испытатели, с которыми я совсем не имел общих дел, и тех, которых надо считать соратниками Алексея Андреевича Туполева.
Я оправдываю себя еще и тем, что пока я писал свои воспоминания, Геннадий Ашотович Амирьянц выпустил серию очень подробных книг о летчиках-испытателях, в том числе о тех, кто испытывал самолеты с маркой «Ту».
Вероятно, было бы справедливым считать всех тех заключенных, кто работал с А. Н. Туполевым в ЦКБ-29 НКВД, его соратниками. О многих из них, в этом ранге, я уже упомянул, а рассказ обо всех вышел бы за рамки понимания жанра воспоминаний. Но все же я хочу остановиться еще на двух из числа самых молодых.
Когда А. Н. Туполев формировал бригаду компоновки самолета «103», он определил ее главой уже опытного компоновщика С. М. Егера. Надо было найти ему помощников. Маститые компоновщики (как, например, Р. Л. Бартини) не стали бы работать под молодым Егером. Да и Егеру нужны были не творцы, а исполнители, поэтому выбрали инженеров, не имевших до того никакого отношения к авиации, а тем более, к компоновке. На девять лет постарше, но покладистого, всегда понимающего «что так надо», бывшего начальника отдела звукописи «Мосфильма» Виктора Пантелеймоновича Сахарова (1905—1979) и дипломника Станкостроительного института, ровесника Егера — Игоря Борисовича Бабина (1914—1977). Первый стал заместителем Егера, второй — ведущим компоновщиком. По освобождении в 1943 г. оба из Омска переехали с КБ А. Н. Туполева в Москву. Оба были натурами творческими, и, я думаю, мечтали о расширении самостоятельности. Поэтому, как только из Казани вернулся в Москву в КБ А. Н. Туполева Б. М. Кондорский и начал организовывать бригаду проектов, более решительный И. Б. Бабин перешел к нему заместителем с согласия А. Н. Туполева. Здесь он стал ведущим компоновщиком, умевшим представлять ее в любимом для А. Н. Туполева подробном (точном) виде. По мере того, как компоновка требовала все больших знаний по аэродинамике, прочности, оборудованию, она переходила от Б. М. Кондорского к С. М. Егеру, а бригада проектов все больше специализировалась на компоновке и интерьере (дизайне) пассажирских кабин. Во время второго ареста (1953—1956 гг.) И. Б. Бабин работал главным конструктором бурового и угледобывающего оборудования в Ухте. Когда И. Б. Бабин вернулся в КБ А. Н. Туполева, он фактически возглавил службу компоновки и дизайна пассажирских кабин. Эта работа сделала его соратником А. Н. Туполева не только по тому, что они вместе работали в ЦКБ-29 НКВД.
В 1957 г. А. Н. Туполев назначил уже опытного компоновщика и уважаемого в КБ и ЗОКе В. П. Сахарова заместителем А. А. Туполева по отделу «К» — беспилотной технике. После нескольких лет успешной деятельности В. П. Сахарова в этой должности, А. А. Туполеву в середине 1960-х гг. не понравилась его «излишняя» самостоятельность, и они расстались. Не знаю истинной причины, но думаю, что для «обучения дисциплине» В. П. Сахаров был назначен в помощь Г. А. Озерову начальником отдела множительной техники, куда входили лаборатория репрографии (№ 3), светокопия, фотолаборатория, машбюро и пр.
Когда ушел на пенсию Л. Л. Кербер, вспомнили об общей талантливости В. П. Сахарова и, вероятно, решив, что он уже достаточно «обучен», назначили его в 1969 г. начальником подразделения оборудования. Если взглянуть на сделанные им компоновки от Ту-2 до Ту-124, по быстрому и четкому созданию и испытаниям беспилотной техники, по обеспечению производительности конструкторского труда и по внедрению на самолеты быстроразвивающегося оборудования, то станет ясно, что он стоит в первых рядах сотрудников КБ А. Н. Туполева, составлявших его «штаб».
Последняя мысль относится и к двум ровесникам С. М. Егера: главному конструктору Ту-134 Леониду Леонидовичу Селяко- ву (1916—2002) и заместителю главного конструктора, начальнику подразделения управления Лазарю Марковичу Роднянскому (1915—1971). Их можно считать ровесниками тех, кого привыкли называть вторым поколением туполевцев. При жизни А. Н. Туполева в его КБ они проработали по пятнадцать лет. Сделали оба много, и в моей памяти занимают близкое место к первому поколению туполевцев, поэтому в своих воспоминаниях я о них должен сказать и дать свою оценку.
Леонид Леонидович успел поработать на восьми предприятиях, всюду демонстрировал свой большой инженерный талант и уходил, большей частью, «по собственному желанию», оставив о себе, как инженере, очень высокое мнение. Такого же высокого мнения о нем был и Андрей Николаевич Туполев. Когда Л. Л. Селяков в 1962 г. после длительного перерыва пришел в КБ А. Н. Туполева, Андрей Николаевич хотел определить его, как проектировщика, к С. М. Егеру. Очень быстро оказалось, что вместе они работать не могут. А. А. Туполеву по проектированию Ту-144, на что надеялся Леонид Леонидович, он тоже был не нужен. Тогда, что делать? Андрей Николаевич, ценивший талант Селякова — проектировщика и конструктора, понимавший мотивы его поступков, определил его заместителем главного конструктора самолета Ту-124. Так, по его модификациям с переходом на Ту-134 и его развитие Л. Л. Селяков до конца жизни и проработал Главным конструктором. Эксперимент с назначением Л. Л. Селякова главным конструктором-разработчиком Ту-204 кончился «неудачей». Очень скоро он вошел в противоречие с А. А. Туполевым, и, в силу своих жизненных принципов, Леонид Леонидович отказался от этой должности опять «по собственному желанию».
Все, кто работал в непосредственном подчинении Селякову и решали с ним конструктивные вопросы модификации или вопросы, возникшие в эксплуатации, по большей части восхищались им и были удовлетворены совместной работой. Он всегда хорошо продумывал свои решения и говорил: «Если я не прав, объясните, я изменю свое решение». В большинстве случаев он был прав.
Благодаря своей пытливости он досконально разбирал каждое авиационное происшествие (не только с Ту-124 и Ту-134), находил его «истинную причину» и способ ее устранения на будущее. Практически, это требовало либо конструктивных изменений, либо изменения условий эксплуатации. В первом случае он входил в противоречия с руководством Министерства авиационной промышленности и КБ. Во втором — с Министерством гражданской авиации. В бюрократическом Советском Союзе признание разработчика в необходимости изменения конструкции автоматически означало, что он виноват. Аналогично по эксплуатации. Поэтому руководство того или иного министерства было недовольно Селяковым.
Как бы заключая свою творческую жизнь, Леонид Леонидович написал серию книг, главным стержнем которых стала критика истории советской авиации и тех, кто ее с личным успехом делал. Эти книги, дополнив мое общение с Селяковым, дали возможность понять его жизненное кредо, которое, если кратко, состояло в том, что «инженерная совесть» конструктора выражается в реализации всего самого передового из известных на сегодня знаний для создания наиболее совершенного изделия (самолета). Что касается возможности производства этого изделия, то это уже дело не конструктора, а тех, кто этим должен заниматься, их совести и чести. Нужно им новое оборудование — дело чести и совести министерств и Госплана вовремя заказать его и изготовить...
Опыт показывает, что создать и реализовать новое по технологии производство значительно труднее, чем схватить «летающую в воздухе» новую идею и изобразить ее в конструкции. Поэтому в советском государстве все шло в обратном направлении, и конструктор стоял внизу. Так что в жизни Л. Л. Селяков плыл против сильного течения и, как его кумиры (Виктор Николаевич Беляев и Владимир Михайлович
Мясищев), стал «неудачником». «Зашоренный» своим кредо Селяков так и не понял мотивов поступков Андрея Николаевича Туполева. Там, где мир считал поступки Туполева наивысшим достижением, Селяков в своих книгах (после смерти Туполева) наводил не заслуженную Андреем Николаевичем критику.
Многие технические вопросы, разобранные в книгах Селякова, целесообразно усвоить тем молодым, кто собирается проектировать или эксплуатировать новые изделия в рыночных отношениях, при конкуренции, не забывая, что советские конструкторы принимали решения в условиях «развитого социализма», а выводы Селякова претенциозны или просто вредны. Ибо, кто не хотел, чтобы его изделия строились массово и долго эксплуатировались?
Анализы и факты, приведенные Л.Л. Селяковым в его книгах,— результат большого личного опыта и глубокого понимания путей развития зарубежной техники, полученного им из «переваривания» огромного объема иностранных периодических изданий и других материалов, приобретенных им разными путями.
Кредо и характер Л.Л. Селякова оставили его в значительной степени потенциальным разработчиком новой авиационной техники, возможности которого так и не были использованы. Возможно, что эта невостребованность помогла образоваться у него многим «хобби». Здесь, где «ему никто не мешал», в его самодельных маломерных судах, деревянных скульптурах и многих других «домашних» изделиях проявился его огромный талант проектировщика. В этих изделиях он всегда был выше многих, в том числе профессионалов, достигая более высоких технических характеристик и художественных образов.
Я к нему приходил учиться, слушая критику без возражений, и отдыхать за его рассказами о странах мира, в которых ему приходилось бывать по делам эксплуатации самолетов Ту-134, и вдохновенными описаниями достижений его самоделок.
Более «советский человек» Лазарь Маркович Роднянский вернулся в 1961 г. в КБ А. Н. Туполева с десятилетним опытом за плечами по созданию автоматизированных бустерных систем управления в КБ В. М. Мясищева. В ранге заместителя Главного конструктора он объединил подготовленные А. Р. Бониным и Б.Н. Соколовым (ушел в 1966 г. из КБ на должность представителя «Авиаэкспорта» в Египте) коллективы конструкторов в подразделение систем управления с оснащением стендами и тренажерами. Взял на себя автоматизацию, включая автопилоты, ранее курируемые подразделением оборудования. Всем этим он поставил себя в первый ряд технических руководителей КБ, приглашаемых на все главные технические совещания у А. Н. Туполева, но в классическом понимании Андрей Николаевич соратником Лазаря Марковича не сделал, я думаю потому, что продолжал чувствовать в нем «мясищевскую школу».
Л.М. Роднянский многое определил в формировании и автоматизации систем управления Ту-154 и Ту-22 М. По Ту-144, который курировал А. А. Туполев, Л. М. Роднянский, несмотря на упомянутую выше его позицию «у кого зарплата выше, тот и прав», не стал возражать против предложений Г. Ф. Набойщикова, как более отвечающим туполевской школе.
Я начал работать с Л. М. Роднянским, как только мы с Набойщиковым и коллективом его бригады стали думать о системе управления самолетом Ту-144. Мы быстро стали понимать друг друга и, несмотря на то, что он был на одну-две карьерных ступени выше меня и был уже лауреатом Ленинской премии, перешли на «ты». Мы много с ним спорили. Одна из главных тем была: надо или не надо применять на новом самолете новые передовые идеи, еще плохо (мало) подготовленные к реализации в Советском Союзе, и где этот риск был оправдан.
Вернувшись в 1969 г. из Египта, Борис Николаевич Соколов стал заместителем Лазаря Марковича с полным взаимопониманием между ними. Второй его заместитель, воспитанник А. Р. Бонина и отдела «К», Александр Сергеевич Кочергин (1924—1998), конструктор-гидравлик, по своей инженерной силе не уступал Роднянскому, но был значительно в менее близких с ним отношениях. А. С. Кочергин по своим инженерным убеждениям был более консервативен, чем Б. Н. Соколов, и ближе к «школе Туполева». Поэтому, когда скончался Л. М. Роднянский, на должность начальника подразделения управления назначили А. С. Кочергина. Наступала эра второго поколения туполевцев, но рассказ о них выходит за рамки темы, обозначенной в заголовке раздела.
Свежие комментарии